В непрекращающемся «театре ужасов» с жестким распределением ролей мы, вслед за автором начинаем следить за «закономерным проявлением Великого Добра, которое, невзирая ни на что, правит миром». Господь, бодрствующий в человеке, по крупицам созидает тот охранительный мир, который не допускает в свои пределы «нечеловека». Потерянная «нежность к миру» воскресает и закаляет душу, не желающую «иссякать».
В непрекращающемся «театре ужасов» с жестким распределением ролей мы, вслед за автором начинаем следить за «закономерным проявлением Великого Добра, которое, невзирая ни на что, правит миром». Господь, бодрствующий в человеке, по крупицам созидает тот охранительный мир, который не допускает в свои пределы «нечеловека». Потерянная «нежность к миру» воскресает и закаляет душу, не желающую «иссякать».
На всех этапах своего «крутого маршрута» Гинзбург подмечает «невероятное счастье», которое открывается верующему человеку.
Мать, потерявшая старшего сына и разлученная с младшим, она обретет свет и покой в заботах о детях заключенных. А один из них — девочка Тоня — станет ее приемной дочерью.
Вдова «врага народа» она встретит на Колыме своего второго мужа — «веселого святого» доктора Вальтера. И страницы книги, посвященные этому человеку – это исповедь счастливой жены, нашедшей в муже друга, учителя и достойного отца своему младшему сыну.
«Мечтала о церкви, как прибежище». Но книга движется не столько поиском Бога, сколько Его постепенным и непрерывным обнаружением – в клочке увиденного неба, припомнившейся стихотворной строке, дуновении воздуха, нечаянной встрече.
«Прибежище» — это не место, где можно закрыться, спастись от мук и страданий, отношение к которым и становится мерилом живого в человеке. «Падшие», предавшие других в надежде спастись самим, обречены на более страшные муки, чем физическое страдание. Встречи с такими Гинзбург тоже восстанавливает в своей книге, не осуждая, но и не сочувствуя — вслушиваясь в их «покаянное» бормотание, донося до читателя интонацию человека, унизившего самого себя.
Но сама она с теми, кто сумел превратить страдание в очистительную работу по сохранению души, богатство которой не устает радостно удивлять Евгению Гинзбург на протяжении всей книги.
Верующие украинские женщины отказываются работать на Пасху. Их, босыми и едва одетыми, на весь день оставляют на льду, где они все-таки отмечают Великий праздник. И ни одна не заболела.
Так складывается (порой незримое) сообщество людей, сумевших обрести силы, не подвластные законам «князей мира сего».
С этими людьми — любовь — как дар и необходимость строительства своего защищенного мира.
А любовь автора «Крутого маршрута» к этим людям бесконечно освещает и согревает это долгое, страшное паломничество сорадостью, состраданием и соучастием.
Отчаяние, живое и нескрываемое, прорвется к финалу книги – «… и все они умерли, умерли!». Но разве не сумела воскресить их Евгения Гинзбург и познакомить нас с живыми и удивительными, не сумевшими дойти до конца «крутого маршрута».
Она дошла, чтобы написать эту книгу.
«Господи! Это не сон. Ты вывел меня с Колымы!»
