Воздуха, как очищения, просят все, не умея найти его источники. Достоевский в «Записных книжках» не раз возвращается к мысли о том, что «вся действительность не исчерпывается насущным, ибо огромною своею частию заключается в нем в виде еще подспудного, невысказанного будущего Слова».
Воздуха, как очищения, просят все, не умея найти его источники. Достоевский в «Записных книжках» не раз возвращается к мысли о том, что «вся действительность не исчерпывается насущным, ибо огромною своею частию заключается в нем в виде еще подспудного, невысказанного будущего Слова».
«Мне надо было узнать тогда, вошь ли я, как все, или человек… Тварь ли я дрожащая, или право имею…»
Путая преступление с подвигом, Раскольников (в мучительных диалогах с собой и окружающими) оправдывает совершенное им убийство и формулирует одну из самых страшных догадок нашего времени о ложном искуплении – «… не загладится ли одно крошечное преступленьице тысячами добрых дел?»
Писатель отвергает идею «механического» искупления греха. Он, вместе со своими героями, ищет в «невысказанном Слове» возможность обретения потерянной человеком чистоты и цельности. Ищет «человека в человеке».
«Слово» постепенно начинает пробиваться на страницы романа.
В хмельной покаянной исповеди Мармеладова – «… и прострет к нам руце свои, и мы припадем… и заплачем… и все поймем!..» В отчаянном вопросе Сони: «Что же бы я без бога-то была?»
Поверх скандально-болезненных разговоров «Слово» крепнет и начинает дышать в евангельской притче о воскресении Лазаря, которую Соня читает Раскольникову по его просьбе. «Иисус сказал ей. Я есмь воскресение и жизнь… и всякий живущий и верующий в меня не умрет вовек».
Для писателя Христос – «нравственный образец и идеал». Но Достоевский целомудренно уходит от прямой проповеди христианских ценностей – они (как «воздух») становятся необходимы его запутавшемуся в «мирской диалектике» герою.
Раскольников признается в совершенном преступлении и приговаривается к семи годам каторжных работ. Соня отправляется за ним. «…но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для другого».
Эта «новая жизнь» еще потребует оплаты «великим будущим подвигом». Но главное, что дорога, на которую вступают Раскольников и Соня, уже не во мраке, потому что с ними Тот, Который говорит: «воскреснет брат твой» (Ин. 11, 23)
