Пелагея

Все ей удалось в жизни, дом – полная чаша, удовлетворено и ее тщеславие, водится она со всеми «лучшими (нужными) людьми», дочь у нее краше всех ровесниц. Однако в этой повести мы (с большой пользой для своей души) вновь сталкиваемся с гибелью суетных человеческих желаний, с крушением ложных жизненных целей. Рушится созданный Пелагеей мир: умирает безответный, добрый, тихий, безотказный труженик — муж. Тайком, вслед за сомнительным человеком уезжает из деревни в город любимая красавица дочь.

Все ей удалось в жизни, дом – полная чаша, удовлетворено и ее тщеславие, водится она со всеми «лучшими (нужными) людьми», дочь у нее краше всех ровесниц. Однако в этой повести мы (с большой пользой для своей души) вновь сталкиваемся с гибелью суетных человеческих желаний, с крушением ложных жизненных целей. Рушится созданный Пелагеей мир: умирает безответный, добрый, тихий, безотказный труженик — муж. Тайком, вслед за сомнительным человеком уезжает из деревни в город любимая красавица дочь. Одиночество и ненужность теперь удел Пелагеи. А ведь какая необыкновенная пекариха и хозяйка она была совсем недавно. Все ладилось у нее. Хлеб на загляденье, чистота и порядок на работе и дома. И росла в ней гордость, осуждение других и сознание своего превосходства над бездельниками, пьяницами, нечисто живущими людьми, такими как, например, сестра ее мужа Анисья или как Маня-большая. Но известно: где осуждение и возношение — там и крах.
Все было бы просто в этой повести, честно и исчерпывающе рассказавшей о человеческой душе и судьбе, если бы не одно удивительное обстоятельство. В повести присутствует еще и милосердный взгляд самого автора, Федора Абрамова. Он несмотря ни на что любит свою героиню, сочувствует ей, понимает ее. Ему по-отечески жалко эту сильную женщину, запутавшуюся во времени и в себе. С радостью перебирает он все хорошее и доброе, что находит в ее душе и жизни, – и редкие порывы великодушия, и любовь к мужу и дочери, и острое чувство вины перед близкими, и стыд за прорвавшуюся злобу, и признание справедливости посланных ей Богом скорбей, и бесконечно выносливое трудолюбие, на котором держится земная жизнь: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят» (Быт. 3, 19). И мы вслед за автором не только не смеем судить Пелагею, но с неожиданной печалью и болью проживаем вместе с ней ее последние дни и надеемся в горький час ее смерти на милосердный и для нее — вдоволь нахлебавшейся непосильных трудов и скорбей — суд Божий. Пожалуй, немного окажется среди нас «безгрешных» судей, которые пожелают «бросить в нее камень». Не будь она вымышленной героиней, думается, нашлись бы люди, которые захотели бы помолиться и о ней.