Чучело

Ее открытость и естественность (маленький князь Мышкин) провоцируют «войну» в школьном классе, существующем по законам маленького «коллектива», где роли и способы их исполнения уже распределены. А «новенькая» по ролям играть не хочет и правил игры не принимает, потому – «чучело».

Ее открытость и естественность (маленький князь Мышкин) провоцируют «войну» в школьном классе, существующем по законам маленького «коллектива», где роли и способы их исполнения уже распределены. А «новенькая» по ролям играть не хочет и правил игры не принимает, потому – «чучело».

В дневниках Ролана Быкова времен съемки фильма есть заметки о …«гидре коллектива», о безнравственности его правды… об ужасе обыкновенной жестокости».

Как дедушка (смиренный, мудрый и трогательный в исполнении Юрия Никулина), добровольно ставший хранителем того, чем жил его отец, Лена-чучело не в силах лгать и жить законами «коллективной нравственности».

Она берет на себя вину мальчика, который ей нравится. Мальчик ее предает, предпочитая остаться частью «коллектива», превращающегося на наших глазах в толпу, упоенно травящую «предательницу». И это уже совсем не детская игра, когда одноклассники сооружают чучело, наряжают его в платье, доставшееся девочки от матери.  Сжигают чучело, но живое «чучело» Лена Бессольцева скажет: «…я была на костре».

Дедушка и внучка покидают городок, оставив всю коллекцию картин краеведческому музею. Городок не заметит тихого отъезда этой семьи, потому что украшается и готовится к «великим» октябрьским праздникам – под музыку духовых оркестров репетируются военные парады и народные шествия. И кому дело до того, что «уходят те, на которых мир держится» (из дневников Р. Быкова).

В дневник режиссера вполне могли быть вписаны и эти слова: «Да будет украшением вашим… сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа…» (1 Петр. 3, 4).

В истории этой «войны» нет победителей и побежденных, потому что война эта продолжится для каждого, посмотревшего этот фильм. Один из одноклассников девочки напишет на классной доске: «Прости нас, Чучело». Но разве заканчивается путь, ведущий от минутного раскаяния к возрождающей работе подлинного покаяния?