Рассказы

Подпоручику Козловскому, который ведет дознание, становится жаль щуплого татарина, «ребенка в большой солдатской шинели», обвиняемого в краже. Это новое чувство не совсем понятно самому Козловскому, «как будто бы в жалкой пришибленности и беспомощности Байгузина был виноват не кто иной, как он сам». Подпоручик не может добиться ни слова от обвиняемого, пока не упоминает о его «инай» — матери. Одновременно он с нежностью мысленно вспоминает и о своей. Это слово взламывает лед недоверия. «Между подпоручиком и молчаливым татарином вдруг возникает тонкая и нежная связь». И обвиняемый признается в преступлении.

Подпоручику Козловскому, который ведет дознание, становится жаль щуплого татарина, «ребенка в большой солдатской шинели», обвиняемого в краже. Это новое чувство не совсем понятно самому Козловскому, «как будто бы в жалкой пришибленности и беспомощности Байгузина был виноват не кто иной, как  он сам». Подпоручик не может добиться ни слова от обвиняемого, пока не упоминает о его «инай» — матери. Одновременно он с нежностью мысленно вспоминает и о своей. Это слово  взламывает лед недоверия. «Между подпоручиком и молчаливым татарином вдруг возникает тонкая и нежная связь». И обвиняемый признается в преступлении. Но Козловский в ужасе оттого, что вызвал бедного солдата на откровенность и «своим сочувствием беды наделал». Теперь Байгузин непременно будет наказан. Наступает день экзекуции. С глубоким состраданием описывает Куприн все происходящее. Глазами Козловского мы видим мельчайшие детали мрачного события. И то, что тело у обвиняемого «было черное и до странности худое», и то, что ему, было, «должно быть, очень холодно», и то, что два солдата, стоящие по его бокам «нерешительно глядели друг на друга, ни один из них не хотел нанести первый удар». Наконец истязание позади, глаза двух главных героев рассказа встречаются и опять, «как во время дознания, подпоручик чувствует между собой и солдатом странную духовную связь». Козловский слышит насмешки одного из офицеров по поводу экзекуции. Он гневно обрывает их и, к своему стыду, неожиданно для себя и окружающих разражается рыданиями. Куприн остро ощущает единство человеческой природы и духовную общность людей; именно из этого источника, по мысли писателя, рождается сострадание ко всякому человеку, даже виновному и кажущемуся нам чуждым по своему социальному положению или национальной принадлежности.

С таким же сочувственным вниманием описывает Куприн историю мелкого чиновника Ивана Ивановича Семенюты (рассказ «Святая ложь»). По нелепой случайности честный и скромный Семенюта лишается места. Отныне он с трудом перебивается лишь случайными заработками, но несмотря ни на что четырежды в год берет напрокат одежду у прежних приятелей, наводит глянец на свои залатанные сапоги, покупает яблоко, десяток карамелей или коробочку халвы и навещает во вдовьем доме свою мать. Он рассказывает в утешение матери, вконец измученной вестями о несчастных браках дочерей, истории о своих непрерывных успехах по службе, он обещает ей, что скоро они заживут с нею одним домом и будут счастливы вместе. Но при этом он с невольной жадностью поглощает принесенные старушкой остатки вдовьего обеда, и по лицу матери текут слезы. Она знает, что сын лжет, но, жалея его, молчит, «только ее старческие глаза становятся все печальнее и пытливее»… Эта сердечная привязанность к матери и забота о ее душевном спокойствии спасают Семенюту от полного отчаяния. Здесь, как и в рассказе «Дознание», о матери говорится с глубокой нежностью и благодарностью. Для Куприна с именем «мать» связано сокровенное, бесценное, опытное знание о любви. Это имя, по мысли писателя, ключ ко многим сердцам.

Куприным владеет обостренная жалость к людям, и он заражает ею своих читателей. Однако смысл рассказов Куприна не исчерпывается пафосом невозможности причинить боль другому человеку. Его творчество обращает нас и к подвигу милосердного служения ближнему, бескорыстной помощи обездоленным. Так, в святочном рассказе «Чудесный доктор» неожиданная помощь доктора Пирогова спасает от самоубийства отчаявшегося чиновника Мерцалова, а его семью - от гибели в нищете и болезнях. Щедрость имеет двойную ценность, ибо неизменно «производит благодарение Богу» (2 Кор. 9, 11); именно о Боге при расставании с доктором вспоминает Мерцалов, всего час назад собиравшийся повеситься. Неудивительно, что Куприна, писавшего о том, к чему призывало его обостренное нравственное чувство, часто именовали оптимистом вопреки многим печальным сюжетам его рассказов. Эти рассказы не только не оставляют в читателе ощущения безысходности, но, наоборот, укрепляют надежду, так как пронизаны светом милосердной любви. Этим Божественным даром, видимо, был богато наделен сам писатель.