Охранная грамота

Музыка, философия, поэзия – Пастернак, как истинный подмастерье, в каждом из этих «цехов» стремится стать мастером, «дойти до самой сути». Через подлинно религиозную тревогу определения себя в мире складываются его «охранительные» законы, формируется сознательная соборность. И через слово поэта мы присутствуем при этом захватывающем строительстве человека-художника. Знакомя нас с людьми, а это – Скрябин, Рильке, Толстой, Цветаева, Маяковский и многие другие – он каким-то нравственным чутьем прорывается через человека к его Образу, который при этом не превращается в олеографическую картинку, а волнует своим живым присутствием.

Музыка, философия, поэзия – Пастернак, как истинный подмастерье, в каждом из этих «цехов» стремится стать мастером, «дойти до самой сути». Через подлинно религиозную тревогу определения себя в мире складываются его «охранительные» законы, формируется сознательная соборность. И через слово поэта мы присутствуем при этом захватывающем строительстве человека-художника. Знакомя нас с людьми, а это – Скрябин, Рильке, Толстой, Цветаева, Маяковский и многие другие – он каким-то нравственным чутьем прорывается через человека к его Образу, который при этом не превращается в олеографическую картинку, а волнует своим живым присутствием.

Библию Пастернак определяет, как «записную тетрадь человечества», она помогает ему в открытии внутренних связей священной истории с историей его времени, в понимании происходящего, как личного происшествия. Не поэтому ли история святой Елизаветы Венгерской в его передаче не менее близка нам, чем рассказ о смерти Маяковского.

«Обезличиванию» он предпочитает «лицо», которое умеет разглядеть не только у людей, но и городов, предметов, запахов – читателя ждет одна из удивительнейших прогулок по Венеции, посещение цветочного рынка в Москве (вы запомните коллекцию этих цветов и запахов), музыка Скрябина, услышанная потрясенным ребенком.

И услышит читатель: «…на свете есть так называемое возвышенное отношение к женщине».

Без этого авторского утверждения не может быть полон текст «охранной грамоты» каждого человека, через сопричастие подлинной этике бытия, наставляющей на пути от «лица» к «образу».

Может быть, надо вчитываться? И в «записную тетрадь человечества», и в этот текст, и в себя.