Лето Господне

«Теперь потускнели праздники, и люди как будто охладели. А тогда все и все были со мною связаны». Шестидесятилетний писатель реконструирует жизнь семилетнего Вани Шмелева, прислушиваясь главному в ней – живой и неразрывной связи со всем, что его окружало, питало и организовывало. И реконструкция эта не механическая – возникает мир, который на наших глазах становится образом и подобием Божьим. Дом, двор («…кажется мне, что на нашем дворе Христос: и везде Христос...»), улица, река, город (а это – Москва с ее «сорока сороками» церквей). Отец, наставник Горкин («отец духовный»), работники, «разные люди».

«Теперь потускнели праздники, и люди как будто охладели. А тогда все и все были со мною связаны». Шестидесятилетний писатель реконструирует жизнь семилетнего Вани Шмелева, прислушиваясь главному в ней – живой и неразрывной связи со всем, что его окружало, питало и организовывало. И реконструкция эта не механическая – возникает мир, который на наших глазах становится образом и подобием Божьим. Дом, двор («…кажется мне, что на нашем дворе Христос: и везде Христос...»), улица, река, город (а это – Москва с ее «сорока сороками» церквей). Отец, наставник Горкин («отец духовный»), работники, «разные люди».

Через ощущение постоянного присутствия Христа – мир этот для мальчика един и многообразен. Мир веры живой, открывающийся как мир красоты видимой – мир радости и любви. «… вся тварь играет в радости, что родился Христос… как все играет!.. и на земле, и на небеси!..»

В центре этого складывающегося мира – отец. Им держится эта вселенная дома и радостной деятельности многих людей, от него зависящих (отец писателя брал подряды на организацию городских праздников). От него приходят первые уроки нравственного общежития и подлинной справедливости. Уже в Париже напишет Шмелев-младший: «Всегда он во мне живой».

Третья часть книги – «Скорби». Болезнь отца, его кончина и похороны. Но перед этим было отцовское благословение. Наставник Горкин «толковал» позже своему воспитаннику: «Благословил вас папашенька на долгую жизнь. Тебя-то как отличил: своим образом, дедушка его благословил. Образ-то какой, хороший-ласковый: Пресвятая Троица… Ра-достный образ-те… три Лика под древом, и веселые перед Ними яблочки… ты вни-кай».

«Вникающая» память писателя на страницах этой книги прорывается к истокам жизни, как истокам веры. «…от преизбытка сердца уста глаголют». Это Священное Писание.

А это слова друга Шмелева Ивана Ильина: «… все здесь взято любовно, все лучится от сдержанных, непроливаемых слез умиленной и благодарной памяти. Россия и православный строй ее души показаны здесь силою ясновидящей любви».